НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА Тамбовского края, совокупность исторически сложившихся форм жизни и деятельности людей. Формировалась на протяжении веков под влиянием природно-климатических условий, хозяйственных занятий, особенностей заселения края, миграций и пр.
Этнографический облик. В целом относится к традиционной южнорусской культуре, но есть отличия между лесной северной и степной южной частями края. Заселение края (особенно с 17 века) выходцами из других уездов, с Дона, Левобережной Украины обусловило появление элементов, характерных для других районов страны. Наличие среди тамбовских крестьян однодворцев проявлялось в народной культуре и после ликвидации сословия. Социально-экономические сдвиги 2-й половины 19 века, влияние городской культуры, просветительская деятельность земств и интеллигенции вели к изживанию традиционной культуры деревни. С 1920-х народная культура целенаправленно уничтожалась, но фрагментарно сохранилась до наших дней. Основной источник для её изучения – воспоминания, которые позволяют представить картину примерно с конца 19 века.
Народное жилище. Разнообразие природных условий способствовало формированию разных типов жилищ, свойственных южно- и среднерусским постройкам. В 19 – начале 20 века основным строительным материалом было дерево. Господствовала срубная техника. Избы, клети, горницы, конюшни, амбары, бани рубились из круглых очищенных от коры, но неотёсанных брёвен, соединявшихся в венцы на углах сруба с выпуском концов «в угол», «в чашку». Рубка брёвен без остатка («в лапу») применялась с конца 19 века, особенно в городах. Для утепления между брёвнами закладывали мох или паклю. Срубные дома не имели сплошного фундамента. В лесных Елатомском, Темниковском, Спасском уездах строили более высокие избы на подклетах (в подклете хранили овощи, продукты, зимой содержали мелкий скот). В лесостепных районах преобладали низкие избы с деревянным или земляным полом, залитым глиной. На севере бытовали двух- и четырёхскатные крыши, южнее – четырёхскатные. Двухскатные крыши чаще крыли тёсом, дранью, щепой, четырёхскатные – соломой. В 1877 в Темниковском уезде 52 % жилых строений были покрыты деревом, 48 % – соломой, в Елатомском – соответственно 24 % и 76 %, в Спасском и Шацком – 9 % и 91 %, в других уездах почти всё жильё было крыто соломой. Срубные дома преобладали и в городах, одноэтажные, нередко снаружи обшитые тёсом, на каменном или кирпичном фундаменте, с деревянным полом, крышей, крытой железом, тёсом, щепой, реже – соломой. В фасадной стене – 3–5 окон.
С конца 19 века крестьяне стали строить кирпичные избы, что указывало на их зажиточность. Большие, порой, 2-этажные дома возводили местные богачи. Они сохранились в центре крупных торговых сёл – в них ныне обычно размещаются магазины, почтовые отделения, административные учреждения. В целом же построек начала 20 века в селениях осталось мало. При этом в северных и центральных районах сохранялись традиции в конструктивных деталях срубного дома. В южных районах (Мучкапский), где не хватает леса, стены возводят также и в закладной технике – пространство между вертикально поставленными столбами забрано досками или тонкими брёвнами. Каркас обмазывают глиной, чаще снаружи обкладывают кирпичом. На Тамбовщине в 18 – начале 20 века бытовали двух-трёхкамерные дома, с типичной планировкой. Двухкамерный дом состоял из отапливаемой «избы» и холодных сеней. В трёхкамерном доме, называемом «связью», под одной крышей сени соединяли избу и неотапливаемую «клеть» («горницу», «светлицу»), служившую кладовой и летним жильём. Состоятельные и многосемейные крестьяне строили 2 жилых избы через сени. Дом стоял вдоль улицы, в сенях были выходы и на улицу и во двор. В начале 20 века, с развитием товарно-денежных отношений и отходничества, расширилось строительство домов-пятистенков. Они состоят из смежных жилых помещений – «горницы» и «кухни», к которой пристроены сени.
В городах во 2-й половине 19 века широко бытовали дома из двух жилых помещений, соединённых сенями. Раньше, чем в деревне, здесь распространились пятистенки. Богатые горожане строили сложные многокомнатные дома. Городские черты жизни ярко проявлялись в обстановке и убранстве жилых комнат. Традиционные черты более сохранились у средних и малоимущих семей.
В использовании внутреннего пространства избы выделяются несколько типов. В Тамбовской губернии был распространён восточно-южнорусский план избы: устье печи, расположенной в дальнем от входа углу, повернуто к входу, «передний угол», всегда по диагонали от печи, находится рядом с входной дверью. На западе (Усманский, Липецкий, Козловский уезды) бытовал также западно-южнорусский план: при том же положении печи и переднего угла устье печи было направлено к передним окнам. На севере встречался среднерусский план: в доме, стоящем перпендикулярно к улице, устье печи, расположенной в углу рядом с входом, повернуто к передней стене, по диагонали от печи – «передний угол». По археологическим данным, более древней следует считать южнорусскую планировку, известную здесь ещё в домонгольской Руси.
В 19 веке каждое место в избе имело своё назначение для рационального использования её площади (20–30 м²). Почётным считался «передний» («святой») угол. Здесь висели иконы, стоял обеденный стол, от двери до передней стены тянулась лавка-шкафчик («коник»), куда убирали съестные припасы. Здесь справлялись трапезы, отмечались важнейшие события. В печи готовили пищу, на полках – кухонная утварь. Дальше от входа, между боковой стенкой печи и фасадной стеной избы, расположен настил для спанья («примост», «пол»), над ним – полати. Лавку вдоль фасадной стены называли «передней», выше её была полка («полавочник»), на неё клали мелкие бытовые предметы. Ближе к фасадной стене возле окон ставили ткацкий стан, а на лавке вдоль неё женщины ткали, пряли, шили. Часть избы занимала глинобитная духовая «русская» печь. На Тамбовщине до 20 века сохранялись «курные» избы, в них печь топили «по-чёрному». Дым шёл по всей избе, развивал болезни глаз и лёгких. В небольших избах, с семьями в 10–15 человек, теснота усугублялась тем, что зимой здесь держали телят, ягнят, поросят. Кирпичные белые печи с трубой, выведенной через потолок на улицу, раньше появились в торговых сёлах и у зажиточных крестьян. С появлением пятистенных домов нарушалась традиционная планировка избы. Однако в кухне, часто называемой «прихожей», русская печь нередко поставлена по традиционному плану: в дальнем углу, устьем ко входу (Мучкапский, Инжавинский районы). В наши дни в сельских домах по традиции вышитыми и тюлевыми занавесками выделяется передний угол, где висят иконы и семейные портреты. Во многих домах сохраняется русская печь, в сенях ставят плиту, работающую на газовых баллонах.
Переднюю часть сельской усадьбы составляет двор. На Тамбовщине преобладал так называемый «открытый» двор, характерный для южнорусской Чернозёмной зоны. Рядом с домом, выходящим фасадом на улицу, были ворота, по другую сторону шли сараи. Ближе к дому находились сараи и навесы для сельскохозяйственных орудий, повозок, топлива и прочего, в глубине двора – хлевы («варки», «катухи») и загоны для скота. Амбары, кладовые, погреба нередко ставили на улице, напротив окон. У состоятельных крестьян в семьях, где было много скота, сараи с домом составляли замкнутый четырехугольник. На севере (Темниковский и Елатомский уезды) бытовал «крытый двор», примыкавший к дому сзади или сбоку, где под одной крышей размещалось большинство хозяйственных построек. Здесь во многих хозяйствах в 19 – начале 20 века строили срубные бани с «печью-каменкой» без трубы («по-чёрному»). Южнее бани встречались редко, и долго сохранялась старинная традиция мыться в русской печи. В дальнем конце усадьбы, за огородом, находилось гумно с открытым током для молотьбы хлеба; здесь же строили ригу для необмолоченного зерна, «половню» для мякины и овин для просушки зерна. Коллективизация сельского хозяйства и государственная политика на сокращение личного хозяйства привели к уменьшению площади застройки. Но и теперь в усадьбе выделяются двор с жилым домом и хозяйственными постройками, сад и огород. С 1920-х происходит нивелировка локальных черт жилища, однако и при современном строительстве сохраняются наиболее устойчивые и рациональные традиции прошлого.
Л. Н. Чижикова
Традиционная пища на Тамбовщине обычно готовилась в русской печи, с использованием всего её внутреннего пространства: для быстрого приготовления – загнетка в передней части, для длительного тушения – дальняя часть, где тепло сохраняется дольше, копчение – в верхней части и дымоходе. Приготовление пищи всегда входило в обязанности хозяйки дома. В рационе преобладали продукты растительного происхождения. Основу питания составляли блюда из зерновых культур, прежде всего из муки. Хлеб пекли дома из кислого теста, используя только ржаную муку. В неурожайные годы подмешивали сухие толчёные травы: лебеду, хвощ и др. Пшеничную муку сельские жители и многие горожане покупали лишь к праздникам – на куличи, калачи, церковные просфоры. Пироги были обязательны на всех праздниках. Пирожки с начинкой из овощей, ягод, грибов, творога, мяса или рыбы выпекали на поду русской печи (подовые) или жарили на сковороде в масле (пряженые). Пироги и пирожки могли заменять хлеб на праздничном столе. Блины – блюдо обрядового и праздничного стола – готовили из кислого теста, используя муку разных сортов, для их выпечки также использовали пшённый кулеш и манную кашу, что на Тамбовщине было наследием мордвы. Из пресного теста жарят блинцы, которые имеют местные названия («каравайчики» – в Бондарском районе). Широко распространено было «тесто» (также «кулага») – пропаренное в печи ржаное тесто, иногда с добавлением ягод. В Мучкапском и Инжавинском районах добавляли калину, и за блюдом закрепилось название «калинник». В Шацком уезде ржаное тесто с ягодами заворачивали в капустные или свекольные листья, запекали в печи («сладушки»). Как лакомство жарили на сковороде в кипящем масле кусочки сдобного теста, которое скатывали шариками (Бондарский, Пичаевский, Инжавинский и другие районы) или рулетиком, делали в виде сладких маленьких пышечек-увачей (Кирсановский район). Обычно их подавали на свадьбах, на Масленицу.
Напитки готовили из мучных и хлебных продуктов. Доныне сохранилось несколько способов приготовления белого кваса из ржаного заварного теста. Для брожения используют остатки теста от выпечки, гущу от кваса или дрожжи. Для аромата добавляют мяту и другие травы, для вкуса – сахар или мёд. Заквашенную заготовку разводят водой, повторяя эту процедуру, пока квас сохраняет свой вкус. Ржаные сухари – «квасники» – служат основой для хлебного кваса. Квасную гущу и хлебную закваску употребляют также для получения кваса из сока пареных овощей, главным образом, сахарной свёклы (Бондарский и Пичаевский районы). В прошлом заквашивали берёзовый сок, но чаще его пили свежим. До конца 19 века варили из ржи домашнее пиво с использованием солода, из пшеницы гнали водку – самосидку. В старину любимым напитком был забродивший мёд, его заквашивали ржаным хлебом или хмелем, для аромата и вкуса добавляли ягоды, пряности. На ярмарках продавали горячий медовый напиток – сбитень, в 18–19 веках вытесненный чаем.
Из крупяных блюд в тамбовском крае преобладала пшённая каша. В Пичаевском и Моршанском районах варили кулеш и сливную кашу, которая по густоте походила на суп, в Инжавинском районе – ушник с добавлением кишок. В прошлом во время страды стряпали полевую кашу с лещом. На праздник подавали иногда две каши: гречневую, потом пшённую, что означало конец застолья.
Овощи занимали 2-е место по значимости после злаков, но их набор был беден. Внедрение разнообразных овощных культур (зелень, огурцы, помидоры) началось со 2-й половины 20 века. Осенью в больших количествах заквашивали капусту, главным образом для приготовления щей. В свежем виде её употребляли мало. К концу 19 века основной овощной культурой стал картофель. Его отваривали нечищеным в воде («в шинелях»), затем очищали, разминали и получали кисель. Варёный очищенный и растолчённый картофель называли тушёнкой или мякушкой (Моршанский район), чаще – пюре. В некоторых местах разминали варёный картофель с жареным луком, называя это тюленем (Мучкапский и Инжавинский районы).
Рыба широко использовалась в народной кулинарии. Для долгого хранения её засаливали или провяливали, более всего запасали леща. Растительное масло служило приправой к постной пище. На местных заводах вырабатывали конопляное, а с начала 20 века – подсолнечное масло. Из семени конопли отжимали маслянистую эмульсию – молочко, которое ели с хлебом, поливали им каши, блины. Из отходов масличного производства (жмыха) пекли колобки, в голодные годы – даже хлеб.
Мясопродукты были праздничной пищей. Мясо обычно варили или тушили. Отварное мясо подавали мелко нарезанным в щах и похлёбках. Чаще всего готовили свинину, баранину, курятину. Говядину употребляли только зажиточные хозяева. При забое скота было принято приглашать гостей на печёнку. Уже после Великой Отечественной войны мясо стало повседневной пищей, его стали солить и коптить. В Пичаевском районе и теперь наружное свиное сало коптят в русской печи, подвешивая на решётке, в Моршанском – строят коптильни на усадьбах, в Мучкапском и Инжавинском районах коптят жир с кишок.
Повседневный стол в 19 веке составляли щи и каша. В пост ели щи из серой капусты (верхних листьев). При подаче на стол кидали в них ложку тёртого хрена, иногда подливали конопляного масла, крошили сырую луковицу. В скоромные дни ели щи с салом. Праздничный стол был разнообразнее. В постные дни при гостях подавали квас с капустой, редькой, огурцами, а также варёный горох, картофель. В скоромные дни ели щи с мясом, а чаще с забелкой молоком, блины. Гостям подавали холодец в квасе с луком или хреном, забелённый сметаной, жарили поросёнка или рыбу. Горячительные напитки подавались только по большим праздникам.
Обрядовая трапеза выделялась наличием блюд-символов. На Рождество и Новый год исстари стремились накрыть богатый стол, что, по народным поверьям, должно было обеспечить изобилие на весь год. Хозяйки подавали в эти праздники свиной окорок или жареного гуся. Масленица славилась разгулом и пиршествами. Главное обрядовое блюдо – блины, в иных местах ещё и оладьи. На Пасху пекли пышные сдобные куличи, делали сладкую, жирную сырную пасху и варили, пекли яйца. В обрядовой весенне-летней пище широко использовали яйца – символ плодородия. Обрядовую пищу готовили и на семейные праздники. Навещая роженицу, её подруги и родственницы приносили выпечку, а для поддержания сил – вино с соком редьки. После крещения младенца родители угощали родственников и крёстных блинами, вином, пивом, родственники приносили пироги, хлеб. Свадьба выделялась обилием выпивки. Обрядовое блюдо – хлеб, его подавали на разных этапах торжества как символ благополучия и богатства. Свадебный стол всегда был скоромным и изобиловал мясными блюдами. Ритуальными блюдами похоронно-поминальной обрядности являлись кутья (обычно рис с изюмом), кислые блины, белый квас, в него иногда добавляли варёный горох, кисель.
В. А. Липинская
Народная одежда. В 19 веке на Тамбовщине бытовали все основные комплексы русской женской одежды. Преобладали черты южнорусского костюма, имелись и отличия. Основу старинного женского костюма составляла рубаха с длинными рукавами из домотканого холста – льняного или конопляного. Она служила нательной и одновременно выходной одеждой. В Шацком, Темниковском, Моршанском, Кирсановском, Козловском, Липецком уездах распространён был покрой с так называемыми косыми поликами (вставки в форме трапеции размером 60×33×26 см на плечах), глубоко вклинивавшимися острыми углами в стан на груди и спине. Ворот – круглый, присборенный на обшивку. Праздничные рубахи украшались вышивкой, узорным браным тканьём, аппликациями, в основном красного цвета. Встречался и тип рубахи с прямыми поликами, появление которого могло быть связано с переселенцами из центральных уездов. Основной поясной женской одеждой, надеваемой поверх рубахи, была понёва. Преобладала «глухая» понёва, сшитая из прямых клетчатых полотнищ домотканой шерсти и однотонного (синего, чёрного) полотнища – «прошвы». Полотнища на талии собраны на шнур или поясок, прошва закрывалась передником. Преобладала тёмно-синяя расцветка поля понёвы с узором из разноцветных нитей, встречались чёрные и красные. Подол праздничной понёвы оторачивался лентами, кружевом, позументами, вышивкой. На севере (Елатомский и Темниковский уезды) бытовала глухая и распашная понёва, сшитая из толстой двойной ткани (сверху шерстяной, снизу холщёвой). Во многих местах в конце 19 – начале 20 века женщины вместо понёвы носили сарафаны из домотканой шерсти, сукна, фабричных тканей. Более старинные – «косоклинные» сарафаны, в них прямые полотнища, расположенные спереди и сзади, соединены боковыми косыми или прямоугольными клиньями, что делало сарафаны широкими и нарядными. Они известны под названиями «сукман», «китайка», «кумашник». Комплекс одежды с сарафаном, характерный для северных и центральных губерний, на Тамбовщине мог появиться с монастырской и помещичьей колонизацией 17–18 веков. В 1900-е распространился сарафан прямого покроя из фабричных тканей на лямках.
Во 2-й половине 19 – начале 20 века во многих местах носили юбки. Их шили из домотканого холста и шерсти, фабричных тканей. Старинной одеждой в ряде сёл была юбка из белого холста («подол»), её надевали под понёву, под шерстяную юбку, использовалась она и как девичья одежда. В однодворческих сёлах носили полосатые юбки. Доминировала красная тональность, перемежавшаяся разноцветными полосками. Подол украшали плисом, лентами, серебряной тесьмой. В Липецком уезде полосы расшивали гарусной вышивкой. С конца 19 века распространились однотонные шерстяные домотканые юбки, в 1900-е – юбки из фабричных тканей. Обязательная деталь женского костюма – передник; его надевали поверх рубахи (или кофты), с понёвой, сарафаном и юбкой. Самым ранним был высокий туникообразный передник («запан», «занавеска») с рукавами или без них, сшитый из одного полотнища домашнего холста, перегнутого пополам по утку, с вырезом для головы. Его носили обычно с понёвой, иногда с домотканой юбкой. С 1900-х чаще встречался высокий передник, сшитый из двух полотнищ, присборенных сверху на обшивку, укреплялся на шее и плечах шнурками. Его чаще носили с сарафаном. Передник короткий, повязываемый на талии («фартук»), был более распространён в 20 веке.
Характерным компонентом тамбовского понёвного костюма был туникообразный нагрудник («навершник», «шушпан», «шушун» и др.), из холста, домотканой шерсти, чаще белого цвета, из прямых полотнищ, с рукавами или без них. Праздничный нагрудник украшали аппликациями из кумача, полосами узорного браного тканья, вышивкой, доминировал красный цвет. В конце 19 – начале 20 века бытовала приталенная безрукавная одежда («корсетка», «безрукавка»). В 1900-е стали популярны кофты из фабричных тканей.
Разнообразны были старинные женские головные уборы. С понёвой обычно носили сложный головной убор. «Кичка» с твёрдой основой, надевалась прямо на волосы; «сорока» покрывала кичку, её шили из холста или кумача в форме полуовала, трапеции или с рогами, поднятыми вверх, очелье украшали золотым шитьём, блёстками, гарусной вышивкой; «позатылень» – длинная полоса ткани, украшенная позументом, бисерными нитями, бахромой, закрывала затылок и спускалась на плечи; «налобник» – полоска ткани, украшенный край её выпускали на лбу из-под сороки; длинное полотенце из тонкой ткани («дымка», «дыринка», «коноватка»), покрывающее головной убор сверху. Праздничный убор дополняли мелкие детали: шарики из гусиного пуха («пушки»), разноцветные гаруса, бисерные подвески, птичьи перья, шнуры, кисти, ленты и прочее. В Кирсановском уезде известны высокие лопатообразные кички, почти всюду бытовала кичка с торчащими вверх рогами, уходящая корнями к древним славянам. В Усманском и Спасском уездах носили сороки с хвостом, в виде длинной наспинной лопасти из шнуров и лент, известные у поволжских угро-финнов. Сравнительно поздним был праздничный головной убор – кокошник, шитый из парчи, позумента, бархата. В Липецком, Лебедянском, Моршанском уездах его делали в форме цилиндрической шапки со скошенной покатой задней частью – этот тип («однодворческий») известен у однодворцев Воронежской и Рязанской губерний. Кокошник чаще носили с сарафаном и полосатой юбкой. С конца 19 века основным головным убором стал платок.
Мужской костюм на Тамбовщине гораздо однообразнее. Традиционная мужская одежда быстрее нивелировалась под влиянием городской моды. В 19 – начале 20 века носили туникообразные рубахи из домотканого холста с разрезом ворота на левой стороне и домотканые штаны («портки»). В начале 20 века появились косоворотки из ситца и сатина, штаны и брюки из фабричных тканей, скроенные по городскому образцу. Старинными головными уборами были «грешневик» – валяная цилиндрическая шапка с небольшими полями, шляпа с полями из войлока или соломы, зимние шапки, низкие круглые и высокие из меха и сукна. В 20 веке их вытеснили шапки-ушанки, городской картуз и кепка.
Самой обычной мужской и женской обувью до начала 20 века были лапти из липовых и вязовых лык. В Тамбовском, Моршанском, Липецком, Козловском уездах делались лапти «московского» типа, выполненные техникой косого плетения с круглой головкой и толстыми бортами. В Елатомском, Темниковском, Спасском, Шацком, Кирсановском уездах бытовали лапти «мордовского» типа – наследие финно-угорской культуры. Кожаная обувь была доступна зажиточным крестьянам. Верхнюю одежду шили из сукна, шерсти, овчин, позднее из фабричных материалов. Повсюду носили халатообразную одежду, расширяющуюся внизу, однобортную («халат», «кафтан», «зипун»). Часто её надевали в дорогу поверх верхней одежды. Из домашнего сукна и шерсти шили «армяк», «зипун», «кафтан», «чекмень», «пониток», их кроили или зауженными в талии с вшитыми клиньями, или с отрезной спинкой по линии талии и со сборами в нижней части. Зимой мужчины и женщины носили шубы из выдубленных овчин, в дальние поездки надевали овчинный тулуп. В 1900-е появились новые виды верхней одежды из фабричных тканей.
До середины 1930-х в одежде жителей тамбовских селений сохранялись черты прошлого, вместе с тем она стала разнообразнее. Урбанизация сопровождалась унификацией и стандартизацией одежды, утратой традиционных форм. Однако в некоторых семьях ещё сохраняются детали костюма конца 19 – начала 20 века. Они используются в художественной самодеятельности, надеваются на свадьбы.
Л. Н. Чижикова
Праздничная традиционная культура сложилась на основе древнеславянских календарных праздников, связанных с земледелием и скотоводством, которые с принятием христианства слились с церковным календарём. При этом многие языческие обряды исчезли, другие сохранились до наших дней. Почти каждая дата отмечена началом или окончанием сельскохозяйственных работ, связана с годовыми климатическими изменениями. Не все «великие двунадесятые» церковные праздники соблюдались повсеместно, в то же время отмечались и те, которые церковь не считала великими. Праздники, для которых, помимо посещения церкви, были характерны гостевание, гуляния, называли «гулящими», прочие – «негулящими». Кроме общих праздников, в каждом приходе был свой, установленный в соответствии с посвящением храма, с главным престолом. У каждой деревни был свой праздник в честь одного из дополнительных престолов приходского храма. Они праздновались 2–3 дня и были особо любимы. Повсеместно или наиболее часто в начале 20 века праздновали или отмечали особыми обрядами следующие праздники:
Рождество (25 декабря (7 января)), ему предшествовал Рождественский, или Филипповский пост. Люди не ели до первой звезды, с её появлением разговлялись постными блюдами. В Кирсановском уезде считалось, что сидеть за столом и разговляться надо тихо, чтобы куры с гнезда не слетали. В ночь перед Рождеством на территории Бондарского, Жердевского районов жгли костры из соломы («греть Христу ножки»). Этот обычай в 19 веке был очень распространён. Накануне или в первый день Рождества рано утром дети и молодежь ходили «славить Христа». В некоторых сёлах славить Христа ходили пастухи. Почти всюду на Рождество устраивали кулачные бои.
Святки – 12 дней от Рождества до Крещения. Молодёжь наряжалась цыганами и гуляла по селу, устраивала посиделки с песнями и танцами, девушки гадали о женихах. На этот период приходился Новый год. Накануне и в первый день Нового года дети, молодёжь ходили по селу и колядовали – пели «колядки» или «авсеньки», в которых повторялось слово «авсень», получая за это угощение. В Моршанском уезде наряжали женщину Колядой, и она ходила по домам, проверяя, много ли напряли. В Кирсановском уезде в пустых тыквах прорезали отверстия, наподобие глаз и рта, внутрь ставили свечи и носили на палках, прикрытых простынёй, молодёжь ходила с факелами. В новогоднюю ночь загадывали об урожае, о благополучии в семье, о погоде.
Крещение (6 (19) января) праздновали в память о крещении Христа в Иордане. По религиозному поверью, накануне Крещения вся нечисть выходит на землю, поэтому всюду между заутреней и обедней рисовали на дверях и ставнях кресты, иногда ёлочки. В Кирсановском уезде в ночь на Крещение жгли солому, чтобы освятить дом и двор, обходили двор с ладаном. В полночь со священником люди ходили на реки и водоёмы и сразу после освящения воды многие по обету или для здоровья купались в прорубях («иорданях»), вода 3 дня считалась святой, и её набирали на весь год. В эти дни запрещалось мыться, стирать. Крещенской водой на следующий день брызгали в доме и хлеве, подливали скоту, чтобы был здоровым. В Сосновском районе утром хозяин обходил двор с топором, чтобы скот водился, в Моршанском – пекли из теста овечек, свинок, коровок, брызгали их крещенской водой и скармливали скоту с той же целью. Во многих местах устраивались кулачные бои.
Масленица («Маслена»), ей предшествовала родительская суббота, в которую родителей поминали в церкви и дома блинами. Обычно первый блин клали родителям на помин, но в иных местах отдавали собаке или кошке. Широкая «Маслена» начиналась с пятницы, кое-где с четверга. Молодожёны ездили к родителям молодухи, родственникам, в сёлах Пичаевского района молодую в четверг отводили к её родителям, а забирали в воскресенье. В Гавриловском районе было принято крёстным ходить с гостинцами к крестникам: мальчикам приносили коня, а девочкам – барыню. Холостая молодёжь и молодожёны катались на лошадях. Было принято в сопровождении гармонистов и ряженых водить по селу «верблюда» или «коня», которых изображали двое накрытых торбищем мужчин, третий нёс впереди на шесте лошадиную голову. В воскресенье провожали «Маслену», возили на салазках женщину со сковородой или дровни с гармонистом. В воскресенье перед Великим постом («прощёное»), родные и соседи просили друг у друга прощения. Однако, несмотря на пост, в Чистый понедельник во многих местах Тамбовщины было принято доедать оставшееся от «Маслены» и кататься с гор на донцах от прялок, чтобы конопля и лён были высокие.
День памяти 40 мучеников (9 (22) марта), или Сороки, в 20 веке воспринимался как детский праздник. Для детей пекли из пресного теста «жаворонков». Они подкидывали их вверх, выкликая весну «пригудками».
Благовещение Пресвятой Богородицы (25 марта (7 апреля)) не было «гулящим», но мало кто работал даже по дому. Говорили: «Птица гнезда не вьет, девка косу не плетёт». В этот день смотрели на погоду: если день солнечный – лето будет жаркое с пожарами. В Староюрьевском районе отмечали, на какой день недели пришлось Благовещение, и в этот день в страду не пахали, не сеяли. Благовещенскую просфору брали с собой, когда сажали огороды или ехали сеять.
Средокрестье, или Сладокрестье – середина Великого поста. Его не праздновали, но пекли из теста кресты. В один из них запекали копейку или крестик – кому достанется, тот начинает сев. Несколько крестов оставляли и во время посадки огородов ставили по углам, крошили и давали в пищу заболевшим скоту и птице, перед пахотой давали лошадям.
Вербное воскресенье – последнее перед Пасхой. Верующие ходили в церковь и святили вербу. Освящённой вербе приписывали целебные свойства: жевали почки от зубной боли, давали скоту, ею выгоняли скот первый раз в поле.
На Страстной неделе тамбовские жители особо выделяли Чистый четверг. Многие до восхода солнца старались сделать творожную пасху, набрать воды, «пока ворон детей не купал», и искупать детей; хозяйки сталкивали с насестов наседок, чтобы они садились выводить цыплят; в этот день делали четверговую соль, пережигая её в печах, а потом лечились; из церкви приносили зажжённую свечу, с которой стояли во время чтения 12 евангелий, и её копотью рисовали крест на потолке от нечистой силы и от грома.
Пасха была самым большим праздником. В пятницу-субботу пекли куличи, красили яйца, в субботу святили их в церкви. В Моршанском районе в ночь на Пасху на огородах жгли костры. Утром ходили на кладбище «христосоваться с покойниками» – катали яйца по могилам с возгласом «Христос воскресе». Гуляния начинались после обхода домов священником с причтом, который освящал и семенное зерно.
Красная горка (через неделю после Пасхи) широко праздновалась в крае. В этот день было принято вскладчину жарить яичницу. В Кирсановском районе помнят о том, что в праздник с горы катали зажжённое колесо. Во многих районах начинали играть свадьбы.
День жён-мироносиц, или Жёны (через 2 недели после Пасхи) считался «бабьим». Женщины собирались компаниями, угощались принесённым с собой. В Инжавинском районе этот день праздновали девочки 12–15 лет. Преполовение (середина срока между Пасхой и Троицей) имело ряд местных названий: «Полтинье», «Полполовинье», «Половинье». В этот день святили воду в церквях, в колодцах и родниках. В некоторых сёлах Бондарского района этот день считался женским праздником, в Пичаевском районе – поминальным днём. Вознесение Христово, или Взнесенье (в четверг после отдания Пасхи), отмечено обрядами освящения воды в церкви или в колодцах, родниках. Строго воздерживались от всяких работ.
День Георгия Победоносца (23 апреля (6 мая)), или Егория, прочно вошёл в сельскохозяйственный календарь тамбовских крестьян. В ряде мест до Егория сеяли овёс, а после него – просо, святили в церкви семенное зерно, и сразу после праздника сеяли овёс и пшеницу («На Егория – резвая соха»). В этот день священники на выгонах служили молебны, освящали скот, лошадей. В ряде сёл на Егория не ели мясную пищу, чтобы скот был цел и невредим. Встречался обычай выносить хлеб-соль на замёт или на лужок за дом и говорить: «На тебе, Егорий Храбрый» или «Батюшка Егорий, не тронь меня». В Мучкапском районе хлеб клали на крышу, в Бондарском – хлеб-соль в узелке носили в лес «кормить волков», которым, по поверьям, покровительствовал этот святой.
День Николая Чудотворца (9 (22) мая), или Микола вешний, был почитаем в народе, хотя и не был «гулящим». К этому дню обычно заканчивали сев овса. В Кирсановском районе после Николы стригли овец, в Пичаевском – сеяли огурцы семенами. В Моршанском районе считали, что перед этим днём надо посадить тыкву. С Миколы скот на луга не пускали, чтобы трава подросла.
Троицу (50 дней после Пасхи) праздновали 3 дня, с воскресенья. Для украшения домов и церквей использовали кленовые ветки, реже – берёзовые. Девушки делали из них венки и бросали их в реку, чтобы посмотреть, выйдут ли замуж и в какую сторону, чей венок утонет – хозяйку ждёт скорая смерть. Троицкой траве и веткам, взятым после праздничной службы в церкви, приписывались лечебные свойства, её заваривали как чай, клали в подушку, предназначенную в гроб, хранили в доме от пожара. После Троицы на юге края косили сено. «Русалка», «Игрища», или Троицкое заговенье (в воскресенье через неделю после Троицы, но в ряде мест её праздновали в понедельник и вторник. Девушки и парни обливали друг друга водой («обрусаливали»). В одних местах было принято делать куклу-русалку и носить по селу, в других – наряжать девушку или женщину в лохмотья и водить с песнями, а потом с шутками и приговорами «русалку» сталкивали в речку, иногда в воду бросали её одежду или накладные волосы из пакли. В ночь после праздника «бедили» – рассыпали поленницы дров, затыкали печные трубы и т. п.
Летние праздники обычно проходили без массовых гуляний. Рождество Иоанна Крестителя (24 июня (7 июля)), или Иван Купала, широко отмечавшееся в старину в южнорусских губерниях, в 20 веке проходил скромно, без костров и хороводов, хотя по традиции рано утром женщины собирали лечебные травы. Молодёжь ходила на речку купаться. Считалось, что в капусте, окученной на Ивана Купала, не заводятся черви, для этого надо было её полить до восхода солнца. День апостолов Петра и Павла (29 июня (12 июля)), или Петров день, широко не праздновался. В ряде мест он был «грозным», и на него старались не работать, несмотря на страдное время. День Козьмы и Дамиана (1 (14) июля), или Козьма-Демьян, не праздновали, но повсеместно резали петуха и курицу. Куриные косточки зарывали под колоду, чтобы куры водились. То же делали на Козьму-Демьяна осенних (17 (30) октября). Илья Пророк (20 июля (2 августа)) считался «грозным» праздником – за нарушение запрета на работу Илья Пророк жестоко наказывал. После Ильина дня уже не купались. Происхождение честных древ Животворящего креста Господня (1 (14) августа), или 1-й Спас, медовый Спас. Так назван потому, что в церквях в этот день святили мёд и совершали водосвятие в церкви, у родников и рек. В северо-восточных районах к Спасу убирали овёс. В этот день также святили семена озимых. Преображение Господне (6 (19) августа), или яблочный Спас, 2-й Спас. Святили яблоки и другие плоды. На Спас ходили на кладбища, оставляя на могилах блины с мёдом, яблоки. Женщины, у которых умерли дети, до яблочного Спаса не ели яблок, «а то на том свете ребёнку яблочка не дадут». Успение Богородицы на Тамбовщине часто называли 3-м Спасом успенским. В Пичаевском районе в некоторых сёлах этот день называли свекольным Спасом, так как поспевала свёкла. В ряде мест на Успение были смотрины невест или начиналось сватовство. День святых Флора и Лавра (18 (31) августа) всюду считался «лошадиным праздником», а во многих сёлах – всей скотины. В этот день святили лошадей, на них не работали. В сёлах, где праздник был престольным, устраивались скачки на лошадях. Усекновение главы Иоанна Крестителя (29 августа (11 сентября)) – нельзя было есть ничего круглого (похожего на голову), срезать вилки капусты.
Рождество Богородицы (8 (21) сентября), или Аспожинки, Спожинки, Аспос-день, праздновали как окончание жатвы. Воздвижение честного и животворящего Креста Господня (14 (27) сентября), или Здвиженье, праздновали в немногих сёлах, но считалось, что к этому дню всё с полей сдвинулось в закрома, все гады ушли под землю – близка зима. Покров Пресвятой Богородицы (1 (14) октября), или Покров, ознаменован свадьбами. Варили пиво, брагу. Иногда свадьбы играли на Михайлов день (8 (21) ноября). На Покров пекли блины – «углы затыкать», то есть пора утеплять дом. Никола зимний (6 (19) декабря) праздновался скромно. Он отмечался кулачными боями.
Кроме этих дат сельскохозяйственного календаря для каждой природно-климатической зоны имелись свои местные даты, с которыми были связаны определенные сельскохозяйственные работы.
С. А. Иникова
Свадебная обрядность. Тамбовская крестьянская свадьба развивалась в системе ценностей большой семьи как социальной и хозяйственной единицы с особой ролью родителей, сватов, представителей старшего поколения. Её отличала длительная сохранность ранних браков, когда невесте было 15–16 лет, жениху – 18–19. Дольше всего «молодые» браки сохранились в помещичьих и монастырских сёлах. В Моршанском и Пичаевском районах помнят обычай «сговаривать детей», когда сговор был равносилен браку. Во 2-й половине 19 века установились более поздние границы брачного возраста, особенно после введения в 1874 всеобщей воинской повинности. Случаи, когда жених был намного старше невесты, встречались при заключении повторных браков вдовцов на «засидевшейся» девице, либо на отличившейся недостойным, с точки зрения крестьянской морали, поведением (утрата девственности, рождение внебрачного ребёнка). Повсеместно соблюдались запреты на браки по кровному родству и между крёстными родственниками и членами их семей. Устойчиво сохранялись запреты на браки с иноверцами. Повторные браки осложнялись процедурой развода, для которой требовалось согласие Синода, и среди крестьян разводы были редки. Обычай разрешал повторный брак вдовцам, имевшим малых детей, 3-й брак осуждался. «Первый брак от Бога, второй – по нужде, а третий – седина в голову, бес в ребро».
Свадебная обрядность, испытавшая в период заселения края влияние обычаев других регионов, принесённых новопоселенцами, стабилизировалась в 18–19 веках. В целом её можно обозначить как южнорусскую, с заметным влиянием среднесевернорусской традиции. Социокультурная модернизация России в 19–20 веках, захватившая замкнутый крестьянский мир, существенно повлияла на свадебную обрядность. Ещё более радикальные перемены зафиксированы в 1920-е, когда начинает исчезать традиция венчания, меняется досуг молодёжи. По свидетельствам этнолингвистов, сельские жители края в 1930-е часто отказывались от народного обряда и женились «самокруткой», «убегом». Был нанесён удар традициям народного многоголосного пения, игровой и обрядовой деятельности. Послевоеные 1940–1950-е отмечены неким ренессансом свадебной обрядности, возвращением в поэтику народных традиций. Предпринимались попытки вынести крестьянскую свадьбу на клубную сцену (Мичуринский, Первомайский районы). Возвращается, особенно с 1990-х, традиция венчания брака.
Устойчивость свадебной традиции обеспечивается представлением о семье и браке как условиях благополучия человека. Именно брак давал право на хозяйственную самостоятельность. В целом народный свадебный обряд неоднороден, в городе и селе он развивается по самостоятельным, хотя и взаимосвязанным моделям. Крестьянская свадебная обрядность представлена многими локальными вариантами. Особый вариант – свадьба однодворческая (сёла по рекам Челновая, Польной и Лесной Воронеж, Липовица), где ведущими были «полковник с полковницей», в роли которых выступали крёстные родители, особо уважаемые люди. Своеобразны варианты крестьянской свадьбы в помещичьих сёлах по рекам Цна и Ворона, где влияние престижной культуры хозяев-дворян проявилось в материальной стороне обряда: сарафан и кокошник, пиджак и рубашка с «манишкой» как свадебная одежда, орнамент, вышивки на обрядовых предметах и прочее. Влияние однодворцев, дворян, мещан в меньшей степени сказывалось на обряде государственных крестьян.
Способы выбора брачного партнёра также определены традицией. «Уличный кавалер» редко становился мужем девушки. Всё решали родители, исходя из хозяйственного расчёта. Местом «приглядывания невест» были ярмарки, особенно осенние. Специальным днём осмотра невест были день Успения Пресвятой Богородицы (15 августа старого стиля). Лучшим временем для свадьбы также являлась осень. Традиционно свадьбы справлялись также зимою и на Масленицу. Несвадебными считаются лето и весна, женившиеся в мае, по народным поверьям, будут всю жизнь маяться. Свадьба в пост греховна и грозит молодым нездоровым потомством. Женитьба летом объяснялась необходимостью взять недостающие рабочие руки в хозяйство в страдную пору. Летом также совершались повторные браки. Территория, внутри которой формировались брачные отношения, была узкой, отсюда повсеместное распространение нескольких «коренных» фамилий.
Полный чин тамбовской свадьбы имел 3 периода: предсвадебный, свадебный и послесвадебный. Выбрав невесту, к ней засылали сватов. Это были родные и/или крёстные родители жениха, известны случаи участия специальной женщины – свахи, которую можно было сразу узнать по яркому, «жаркому» платку, покрытому особым способом. Завершал сватовство «запой», в разных местах называемый «договором», «дорешками», «закончиком», «ладой». В период подготовки к свадьбе совершался осмотр хозяйств жениха, иногда невесты. Между запоем и свадьбой совершаются «посиделки», «пошивалки», «кроины», «девичники», «вечера» и пр.
События свадебного дня могут развиваться по разным сценариям, что обусловлено генетической природой тамбовской свадьбы, сформировавшейся в условиях пограничного контакта южно- и среднесевернорусских традиций и государственной колонизации края. В первом случае все основные ритуалы совершались в доме невесты, во втором – вкруговую: выкуп невесты, поездка в церковь на разных повозках, венчание, хождение по родне. Незначительная роль плачей, преобладание игровых форм, активность женских ролей характеризуют тамбовскую свадьбу как преимущественно южнорусскую.
Обряд венчания по православным законам не избежал влияния народного обычая. Руки молодых иногда связывали полотенцем, под ноги расстилали плат, на который каждый из молодых старался наступить первым, так как это давало лидерство в браке, священник делил свадебный каравай на паперти церкви; здесь же, как и у дома молодых, жениха и невесту осыпали хмелем, рожью. День свадьбы был отмечен приметами: снег, дождь, солнечный день сулили благополучие; ветер – неблагополучие.
Свадебные застолья сопровождались поцелуйными ритуалами, одариванием гостей и молодых, обрядовыми блюдами: каравай, каша, гусь, «увачи», блинцы и пр. Молодые находились вместе с гостями короткое время, после чего их уводили в холодное неотапливаемое помещение: клети, амбары, бани и пр. Повсеместно помнится обычай проживания молодых первый год в холодных помещениях. Обычай проверки «честности» невесты ушёл в прошлое, о нём уже в конце 19 века говорили как об архаизме. Повсюду соблюдаются ритуалы второго свадебного дня: ряженые ищут «ярку» (невесту), устраивают обыск в доме жениха, поздравляют молодых и ведут их вместе с гостями в дом невесты. Рядились пастухами, солдатами, цыганками, дедом Морозом, русалками.
Тамбовская традиция сохранила память о свадебных чинах. В качестве распорядителей на свадьбе выступали дружка, которого ещё называли «ладилой» и «полковником», а также сваха – «полковница». В свиту невесты входили свахи, подружки. Имеются свидетельства о приглашении на свадьбу первым гостем колдуна, иногда таким гостем был священник, который после поздравления молодых покидал пиршество.
До того, как универсальным свадебным женским костюмом стала «одиначка» (юбка и кофта светлых тонов) и «увал» (восковой венок с филейной фатой), в качестве обрядовой одежды использовался сарафанный комплекс. Накануне брака невеста ходила в печальной одежде: тёмных юбке и кофте, белом переднике с чёрным орнаментом. Дружки и сваты повязывали полотенца через плечо. В тамбовском обычае используются специальные свадебные полотенца, скатерти, платки.
Обычай отмечать годовщину свадьбы не распространён в крестьянской среде, однако «серебряные» свадьбы, 25-летие брака, отмечается праздничным застольем и взаимными подарками.
Л. Ю. Евтихиева
Родильно-крестильная обрядность занимает центральное место в жизненном цикле. Её региональная специфика обусловлена историей социокультурного развития аграрного края. Семья без детей издавна считалась несчастной. Никаких мер регулирования рождаемости не предпринималось. Нормы половой жизни складывались под влиянием церковных запретов на интимные отношения под постные дни и основные христианские праздники. Врождённые патологии ребёнка объяснялись несоблюдением родителями этих запретов, а также нарушением христианских заповедей. Плодоизгнание рассматривалось как великий грех («душу загубили»), а родители оценивались как «душегубы». Этим во многом объяснялась характерная для Тамбовщины нераспространенность абортов вплоть до послевоенного времени.
Народная традиция чётко различает законное и незаконное рождение. Рождённое в браке дитя называется «законным», посланным Богом. «Родить в девках», «в подоле принести» считалось величайшим бесчестьем. «Бес попутал», «дьявол поигрался» – строгость такой оценки может объясняться широким хождением апокрифа о рождении Антихриста от семи распутных девиц (Мичуринский район). К внебрачным детям отношение было терпимым, но оценка их природы резко негативна («найденый», «нагульный», «найда» и т. д.). В народной среде сохранилось много обозначений незаконных детей: «жирок», «жировик» (Первомайский, Тамбовский районы), «жихарь» (Сампурский, Гавриловский, Знаменский районы), «однаночка», «марыш» (Инжавинский, Ржаксинский районы) и т. д. Вместе с тем при долгом отсутствии мужа (на заработках, в армии, на войне, в тюрьме и т. п.) на появление ребёнка общество смотрело с пониманием. Таких детей не лишали доли при разделе семей. Ущербность незаконнорождённого компенсировалась представлением о том, что обойдённым судьбой помогает Бог, поэтому помощь «найде», «подкидышу» вознаграждается благополучием в делах и здоровьем. К незаконным детям охотно шли в крёстные богатые крестьяне.
Неоднозначным было отношение к близнецам, двойне. В некоторых сёлах рождение их считалось позором, один из двойняшек, по наролным поверьям, считался ущербным, не способным к деторождению.
Бесплодие считалось большим несчастьем, следствием наведения «порчи». Бесплодную женщину супруг имел право отослать к родителям; к мужскому бесплодию отношение было терпимее. Бесплодие «преодолевалось» заговорами, хождением к святым родникам и озёрам, молебнами, которые особенно часто совершались на Святки, в день Собора Пресвятой Богородицы (Кирсановский уезд). Если же дети умирали сразу после родов, брали в дом «приёмышей» из многодетных, беднейших семей. Такие случаи отмечались в Бондарском районе ещё в 1920-х. «Приёмыши» при разделе наделялись собственностью и считались родными.
По народным поверьям, после 20 недель беременности в плод вселяется душа. Жизнь беременной женщины была строго регламентирована: её освобождали от тяжёлой работы, от приготовления пищи на всю семью, ношения воды; ей не рекомендовалось есть рыбу, зайчатину (Бондарский район); быть свахой, крёстной (Бондарский, Пичаевский районы), прикасаться к покойнику, ходить на кладбище, гладить собак и кошек во избежание «собачьей старости» у детей, выжимать бельё, накручивая его на руку, чтобы не запуталась пуповина, браниться и пр. Табуирование терминов, связанных с беременностью и родами, сохраняется и теперь. «Гороху объелась», «арбуз проглотила» – типичное иносказательное объяснение причины беременности.
Сроки беременности скрывались от окружающих, чаще всего от мужа (Кирсановский, Умётский, Мучкапский районы). Разрешение от бремени скрывалось некоторое время от соседей, для чего родившая женщина подвязывала подушку к животу (Мичуринский, Первомайский районы). В народной среде сохранились приметы, позволяющие определить пол будущего ребёнка – по форме живота матери, поведению плода, по тому, что и как болит. В каждом районе существует свой особый способ гадания о будущем ребёнка.
Роды происходили в избе, на соломе-старновке (повсеместно), в сенях (Умётский район), реже – в бане (Моршанский район). От внебрачной беременности разрешались не дома, а в поле, на лугу, в риге, в хлеву. Перед родами женщина причащалась, ввиду угрозы смерти, просила прощения у членов семьи, одевалась в чистую белую рубаху, расплетала волосы, развязывала все узлы. Родовые мучения рассматривались как наказание за грех интимной жизни, поэтому испрашивали прощения у окружающих и высших сил. С началом схваток всех удаляли из избы, кроме мужа, присутствие которого, как считалось, облегчает страдания роженицы. В случае особо тяжёлых родов посылали в церковь открыть «царские врата».
Вплоть до 1950-х предпочитали пользоваться услугами «бабок», избегая больниц. Этот обычай преодолевался принудительно: женщине, родившей дома, не давали больничного листа, не наблюдавшейся у гинеколога – декретного отпуска. «Бабка», «повитуха» пользовалась всеобщим уважением. Умелая бабка стимулировала роды, в случае надобности могла изменить положение плода. Пребывание её в доме роженицы заканчивалось обрядом «размывания рук», когда роженица и повитуха поливали друг другу руки водой, в воду бросали деньги, которые берёт за работу бабка, подарками также служили полотенце и мыло.
Послеродовая обрядность обеспечивала возвращение женщины к обычной жизни. Роженицу и ребёнка считали «нечистыми», из-за греховности плоти и природы деторождения. «Нечистой» женщина оставалась до 40 дней, после чего брала у священника «разрешительную молитву» и возвращалась к повседневной жизни. Процесс социализации ребёнка, включение его в семью, происходило на протяжении длительного периода. Пеленание ребёнка в старые рубахи родителей – проявление приобщения его к миру «своего», «домашнего». Всё, что делалось впервые, сопровождалось обрядами. Для первого купания брали воду из колодца на заре (Умётский район), из святого родника, озера (Инжавинский район). Ритуал купания поручался повитухе, либо свекрови. Первые 3 дня ребёнок спит вместе с матерью, на 3-й день жизни его кладут в колыбель («люльку», «зыбку», «качку»), в этот же день совершался обряд крещения.
Важный шаг – имянаречение. Его нельзя было откладывать, так как нечистая сила могла «подменить» ребёнка. Имя младенцам выбиралось по святцам. Не принято было давать имена родственников, живущих под одной крышей – «не будет счастья-доли» (Моршанский, Мичуринский районы), однако имена умерших даются охотно. Имена родителей дают в том случае, если ребёнок слаб здоровьем. Изредка отмечен обычай давать ребёнку два имени: родовое (тайное) и официальное – при крещении. Такой обычай встречается в местах распространения старообрядчества, сектантства (Сампурский, Знаменский, Рассказовский, Бондарский районы). Повсеместно принято «обмывать копытца» – устраивать семейный праздник, выпивая за здоровье малыша и матери. На семейном совете выбирают крёстных родителей, обычно наиболее уважаемых членов сельского общества. Долг крёстного отца включает плату за обряд крещения, покупку крестика; крёстная готовит крестильную ризку, рубашку, полотенце. Забота о духовной жизни ребёнка, вождение его к причастию возлагается на крёстную мать. Во время свадьбы крёстные исполняют функции сватов. В случае смерти родителей они прежде других заботятся о ребёнке. После совершения обряда крестин устраивались в доме роженицы «кстины», «каша», «крестный обед». Повсеместно после «кстин» к роженице ходят её замужние подруги и родственницы («ходить с зубком»).
Грудное вскармливание продолжалось до 1,5 лет. Прикармливать начинали «после сорока дён». Особое отношение к ребёнку сохраняется до 7 лет, с него начинают строго спрашивать за проступки и активно привлекать к домашней работе.
Л. Ю. Евтихиева
Похоронно-поминальные обычаи и обряды по своей природе консервативнее других семейных обрядов. К концу 19 века в их основе лежал православный похоронный ритуал, вобравший в себя дохристианские элементы и поверья. Их структура состояла из последовательных комплексов, связанных с предсмертным состоянием человека, его смертью, подготовкой к захоронению, похоронами и поминками. Прежде соборование верующими рассматривалось как акт приготовления к смерти. Тот, кто соборовался, но не умер, становился изгоем, считался «живым покойником». Ныне отношение к обряду изменилось, и сейчас даже люди среднего возраста соборуются «для здоровья». Умирающий, если был в сознании, старался исповедоваться и причаститься, попрощаться с семьёй. Жителям Тамбовщины было известно много суеверий, призванных облегчить предсмертные страдания: открыть двери, окна; положить умирающего в «передний угол»; необходимо было соблюдать тишину; в руки ему давали зажжённую свечку, чтобы она освещала душе путь, и ей легче было покинуть тело. В Моршанском районе до сих пор голову умирающего кладут на колени ребёнку, веря, что детская душа безгрешна и может помочь другой душе. В тамбовских сёлах обычай причитаний широко распространён и в наши дни – люди верят, что душа, расставшись с телом, остаётся около него до погребения, поэтому родственники покойного ведут себя так, чтобы душа видела, как все горюют о нём. Смертный узел, руза – так называли вещи, которые женщины готовили заранее. Мужчинам надевали белую рубаху и штаны, женщинам – белую рубаху и одежду, принятую здесь (сарафан, понёву, сподницу и т. д.). В отличие от других районов России, где цвет похоронной одежды чаще был белый, в Тамбовском крае доминировал чёрный, особенно для престарелых. Иногда для похорон сохраняли венчальную одежду или рубаху (Кирсановский район). На ноги надевали липовые лапти, плетёные особым способом. Ещё недавно можно было встретить в смертном узле понёвный и сарафанный комплекс. Саван был широко распространён на Тамбовщине, ныне встречается редко. Когда умирали молодые люди, не успевшие жениться или выйти замуж, их одевали как невесту и жениха. Этот обычай повсеместно сохраняется и теперь. После обмывания и одевания покойного клали на переднюю лавку, головой к иконам. Прочно сохраняется обычай ночного бдения: умершего не оставляют одного, зажигают лампаду, свечи перед иконами, в дом, где лежит покойник, приглашают женщин – «монашек» или «читалок», которые читают по ночам псалтырь, молитвы, поют канты, духовные стихи. Считая, что покойный всё слышит, его родственники желали ему «спокойной ночи», закрывали на ночь тюлем лицо, а утром открывали, умывали и приветствовали с «добрым утром» (Моршанский район). В 19 веке гробы готовили заранее. Их делали из колоды и называли домовищем. К началу 20 века гробы стали делать из досок. В ряде районов сохранилась память о том, что по бокам гроба делали окошки. В Мучкапском и Пичаевском районах сохраняется древняя традиция класть в гроб мочалку, мыло и мерку с покойного. В годы советской власти, когда большинство церквей было закрыто, возник ритуал, заменявший отпевание покойного. Утром или за 2 часа до похорон его перекладывали в гроб, кадили ладаном и начинали службу, во время которой обращались к Богу с просьбой отпустить умершему все грехи. Родственники становились на колени и отбивали 40 поклонов, потом все обходили гроб не менее 3 раз (Кирсановский район). Хоронили после обеда. После выноса плотно закрывали все двери; кровным родственникам запрещалось нести гроб. Могилу копали в день похорон, нанимали чужих. Почти везде бросают деньги в могилу, считают, что таким образом выкупают место для вновь прибывшего, также бросают в могилу по 3 горсти земли, чтобы не бояться умершего. Сохраняется обычай при входе на кладбище, у ворот, трижды поднимать гроб вверх: по тамбовским воззрениям покойник как бы здоровается со всеми умершими. В некоторых сёлах Мучкапского района гроб трижды встряхивают. Имелся обычай подавать на похоронах «милостыню», дары, знак память об умершем: его вещи, платки и полотенца, ложки, бокалы. Взявший милостыню обязан был молиться за покойного. На Тамбовщине сохранился обычай тайной милостыни, которая, по поверью, так угодна Богу, что он может простить самых отъявленных грешников, даже самоубийц. Во время похоронного обеда за столом оставляли место для умершего и клали деревянную ложку. Для умерших повсеместно ставили на божницу стаканчик с мёдом, соль, клали буханку хлеба или блины. В течение 40 дней все это стояло в доме. По русской православной традиции принято поминать умершего в 3-й, 9-й, 40-й дни. 40-й день в разных местах края называли отпуском души, проводами души, величанием чаши. По представлению верующих, в этот день душа посещает свой дом последний раз. Поминки устраивали в годовщину смерти. В крестьянском быту поминовение и посещение кладбищ в поминальные дни были обязательны. Сюда входили все родительские субботы 2-й, 3-й, 4-й седмиц Великого поста; суббота мясопустная, суббота троицкая, суббота дмитриевская. Кроме них, по народной традиции во многих местах Тамбовской области принято считать поминальными субботы перед всеми большими праздниками. Самой почитаемой является троицкая суббота. Это единственный день, когда можно было поминать тех, кто умер неестественной смертью (самоубийц и пр.). Поминальная обрядность несла социальную функцию, подчеркивая тесную связь между ушедшими в мир иной и оставшимися на земле.
И. А. Кремлева
